Сторона моя, казачья сторонушка.
Когда-то бассейн Хопра и прилегающие территории были покрыты густыми лесами, по берегам его рек устраивали свои зимовники и станы казаки.
Недостаток письменных сведений и других известий о донском крае до XVI столетия не представляет возможности с точностью установить начало происхождения донского казачества как отдельной общины, имеющей свою организацию, свои особенности. Такая община, по меткому определению П.С. Балуева, «не могла явиться сразу из ничего и стать твердой ногой на занятых ею местах».
Территория между Волгой и Дунаем во времена глубокой древности известна была грекам под именем страны Гиперборейской, которая называлась еще Скифией. По преданию, скифы, вытесненные массагетами с восточных берегов Каспийского моря, перешли Волгу и расселились между Доном и Дунаем. Более многочисленные полчища сарматов, кочевавших в пределах теперешней Астраханской области, перешли на Дон, разрушили царство скифское. Аланы вытеснили сарматов в I веке. В свою очередь, аланы были вытеснены гуннами в IV веке. В IX веке на обширной площади, орошаемой Доном и его притоками, жили хазары, печенеги и половцы.
Все эти народы оставили здесь свои следы — будь то городки, каменные истуканы или могильные курганы.
Пока разные народы боролись за обладание Доном, далеко на севере и западе формировалось царство русское. В XI веке начинаются уже столкновения печенегов и половцев с русскими, они идут с переменным успехом, но оканчиваются подчинением этих народов русскому влиянию.
В 1224 году пошли на Донскую землю монголы, подчинившие к 1237 году своей власти всю Россию.
В столице Золотой Орды — Сарае в 1265 году была учреждена Русская христианская епархия, существовавшая там до конца XV столетия и распространившаяся по всей территории между Волгой и Днепром.
В 1354 году левая сторона Верхнего Дона отошла в ведение рязанского епископа, и уже в грамоте Святителя Алексия Митрополита всея Руси 1360 года послано было благословение «ко всем христианам, обретающимся в пределах Черленого Яру и по Кораллу возле Хопор и Дону».
Возможно допустить, что русское христианское население, хотя и немногочисленное, существовало на этой территории значительно ранее XVI столетия, с которого принято считать появление казаков на Дону.
Такое предположение подтверждается и преданием, дошедшим с 1380 года: «В донесении Донскими казаками Великому Князю Дмитрию Ивановичу накануне Куликовской битвы иконы Божьей Матери и другой, Гребневской иконы-Богородицы». Эти священные памятники сохранились до наших дней в Москве.
С XIV столетия, когда пределы Московского княжества начинают продвигаться на юг и юго-восток, когда Рязанское княжество, постепенно теряя свою самостоятельность, присоединилось к Московскому, на берегах Хопра и Дона, в крае, называвшемся Диким полем, в беспрестанных стычках с татарами, разбившимися на несколько орд, начинает выделяться частьоседлых людей, объединившаяся в воинственную общину донских казаков. Судя по дошедшим историческим актам донская община становится все более известной с 1549 года. В то время казаки имеют уже на Дону свои укрепленные городки и, окруженные со всех сторон татарскими ордами, ведут с ними и турецким городом Азовом постоянную ожесточенную войну, берут даже с Азова оброк (1551 год). Предание свидетельствует об участии их в покорении Казани в 1552 году. Через пять лет вместе с царскими войсками участвуют в покорении царства Астраханского.
Слово «казак» тюркского происхождения — «свободный, независимый человек», хотя в разных языках народов Средней и Малой Азии оно имело разное толкование. По иным источникам — казак от «гозак» или «гузак» (гусар), — «легковооруженный всадник». Встречается и такое утверждение, что в I — II веках нашей эры в древнеиндийской литературе этим словом называли свободных, вольнонаемных крестьян. Большинство ученых, говоря об ордынских, запорожских, ногайских, донских и других казаках, отрицает, что это слово когда-либо обозначало работников, и связывает его с вольницей, удальством конных наездников, живущих войной и набегами. Споры о происхождении казачества не утихают до сих пор. Ни одна из теорий, от миграционной («бегло-холопской», которую вряд ли можно отнести к научной) до автохтонной (местной, коренной), как мне кажется, не дает исчерпывающего ответа на этот сложный вопрос. Первыми после падения Римской империи "казаками" могли быть скандинавы, с их безумно отважными морскими набегами. В Азии термин казачества был широко распространен. В начале 1570 года Иоанн Грозный прислал на Дон свою грамоту с послом Новосильцевым, чтобы казаки Новосильцева слушали во всех государевых делах, «тем бы вы нам послужили. А мы вас за вашу службу жаловать хотим». Эта грамота считается первой по времени, и с нее начинается официальное признание московскими царями существования Войска Донского.
С тех пор связь с Москвой становится неразрывной, казаки ограждают южные рубежи России от враждебных народов, отбивают у них и возвращают на родину «русский полон». Места, занятые донскими казаками, простирались поначалу от низовьев Дона почти до нынешнего Воронежа, где им принадлежал Борщевский-Троицкий монастырь, основанный до 1615 года. На северо-восток от так называемых Шацких ворот на реке Цне находился принадлежащий им же Черниев Никольский монастырь, основанный в 1573 году.
В XVII столетии, периоде смуты в Московском государстве Донское казачество росло и крепло.
Городок Черкасский (станица Старочеркасская) считался главным в Войске Донском. Во главе Войска стоял ежегодно выбираемый Атаман, который по истечении годового срока своей службы являлся в крут и, поклонившись на все четыре стороны, слагал с себя полномочия, возвращая себя в ряды обыкновенных казаков. Круг выбирал новое начальство. Атаман (старейшина) был прямым начальником казаков в дни мира и брани, во внешних сношениях он был представителем Войска и принимал послов, вел дипломатические переговоры. По внутреннему управлению на нем лежала обязанность мирить ссорящихся, защищать обиженных, делить между казаками царское жалованье, следить за порядком исполнения круговых приговоров. Тем не менее власть атамана была очень ограниченной. Он не имел права предпринять что-либо по своему личному усмотрению. При нем находились два войсковых есаула, выбираемых подобно своему начальнику, на год. Они были исполнителями приказаний Атамана и круга. Письменная часть лежала на обязанности войскового дьяка, не имевшего никакой политической власти. В отдельных городках было то же устройство, что и в главном Войске.
Станичный атаман и есаул избирались на год. Принимая власть от общества (круга), атаман приобретал неограниченное право управлять, особенно во время военных походов. Жизнь и смерть каждого казака находилась в руках атамана. Круг говорил избранному атаману: «Куда ты глазом кинешь, туда мы кинем головы свои». В случае неумелого руководства казаками либо нанесения вреда обществу атаман мог быть подвергнут суду круга, как рядовой казак.
В знак власти атаманы и есаулы носили жезлы или насеки. Жезл атамана был 1,3—1,4 метра, верхний конец был залит свинцом, так что имел вид булавы. Жезл же есаула был длиннее — ровная палка длиной два метра. Насеками они первоначально назывались, по преданию, потому, что, будучи безграмотными, атаман и есаул насекали на них кресты и другие знаки для памяти. На Дону были широко распространены зарубки и насеки для памяти на палках и дощечках. Казак, отправляемый с каким-либо известием в другую станицу, вместо расписки, что известие доставлено, привозил половину расколотой палочки с нарезами. Когда посыльный устно докладывал, то, чтобы ничего не забыть, во время рапорта держал перед собой палку с насечками. Когда жезлы иссекались полностью, они заменялись на новые. Позже насечки на стволах жезлов делались для красоты.
Как пишет И. Тимощенков, была на Верхнем Дону даже такая традиция: выбирали молодое деревце, на нем делали надрезы и оставляли его расти. Через год-два, когда надрезы зарастали и насеки приобретали природную красоту, дерево срубалось и оформлялось в жезл.
Все общественные дела станицы обсуждались в кругу. Круг собирался на майдане (т.е. площади) между станичной избой и часовней. Когда необходимо было собрать круг, есаул с жезлом шел по станице и на перекрестках, сняв шапку, нараспев кричал: «Атаманы молодцы, сходитесь на майдан войсковую грамоту слушать» или «для общего станичного дела». В случае немедленного сбора, чтобы отразить набег или выступить на помощь другой станице, есаул сзывал казаков с развевающейся хоругвью. Это означало, что станица находится в критическом положении. В круг выносились хоругви из часовни, он считался местом священным, правительственным. Казаки стояли без шапок. Атаман предлагал кругу для обсуждения дела, есаул в это время смотрел за порядком. За нарушения или оскорбление святости круга своим поведением любой казак тут же мог быть наказан жезлом, который есаул не выпускал из рук. За важное отличие на общественном поприще или подвиг в бою каждый мог быть удостоен высшей почести, особой награды. Отличившегося качали в кругу самые почетные граждане под громкое ура всего круга.
За различные преступления круг наказывал позором и штрафом. Позор состоял в том, что виновного били в кругу ослопьями (дубинами) и чем попало, сажали в клетку, забивали в колодки. Штраф же — в том, что у виновного забирали (грабили) все личное имущество в пользу общества. Иногда оба эти наказания присуждались одному лицу, это называлось «бить и грабить». Если кого присуждали к битью, его обязательно еще и грабили. Грабеж мог быть и без битья. Наказывали за воровство, трусость, непослушание, прелюбодеяние, несоблюдение постов и т.д. Приговоры круга исполнялись желающими. Если желающих не оказывалось, исполнителем был есаул. За более важные преступления — убийство, измену — в станичном кругу не судили, а забивали в колодки и везли для суда в войско. Там их судил либо войсковой круг, либо войсковой атаман, либо выбранные от каждой станицы два-три старика-депутата. В большинстве случаев виновных приговаривали к смертной казни через «куль и воду». Преступника сажали в мешок с песком или камнями и опускали в воду, где он и задыхался. За измену войску иногда казнили и так: выводили преступника на границу, рубили пополам, одну половину оставляли на своей земле, другую перебрасывали на неприятельскую. За убийство одним казаком другого во время военного похода, случалось, убийцу живым закапывали в землю поверх убитого.
Тот, кого наказывали на станичном кругу за проступки, лишался гражданских прав, но восстановить свои права мог всегда, проявив себя с пользой для общества.
Станицы пополнялись не только беглыми из России, но и за счет пленных. Некоторые из казаков переходили из других станиц. Во время набегов на турок, татар, черкесов казаки мужчин убивали, а женщин и детей (мальчиков и девочек) брали в плен и доставляли их в свои городки вместе с другой добычей. Иногда пленных отправляли в Россию царю, за что получали подарки и припасы, но чаще оставляли у себя: на женщинах женились, а детей усыновляли и воспитывали. Браки совершались на майдане, решение принимал круг, всегда спрашивая согласие у женщины. Если она была согласна, круг утверждал брак. Иногда невеста была пленницей, доставшейся жениху на дуване*. Он мог ее продать, выменять, но жить с ней как с женой без разрешения круга не мог, потому что оскорбил бы этим общественную нравственность и был бы наказан как преступник. Если муж и жена решили развестись, то с разрешения круга они могли это сделать и вступить в новый брак. Если до брака жена была пленницей мужа, то после развода восстанавливались прежние права: казак мог ее подарить кому угодно, продать, променять на коня или харчи. С «неотказною» же (неразведенною) женой он не имел права этого сделать.
Станица могла иметь, наряду с другими, покос, звериный, рыбный промысел по всей войсковой земле, где находилось свободное место, не занятое другой станицей. В случае нападения на станицу, если было необходимо, защищать ее поднималось все войско. В воинский поиск станица могла отправиться как со всем войском, так и одна. Если войсковое начальство заключало мир с кем-либо, станица также должна была соблюдать этот мир.
В случае невыполнения решений войскового круга станица могла лишиться права гражданства между станицами, то есть подвергнуться пени. В этом случае представители ее не принимались в войсковой круг, суда и защиты ей в войске не было. Мало того, против нее могло пойти все войско, разорить и сжечь дотла, что и случалось с некоторыми станицами. Атамана и лучших людей этих станиц казнили, а всех остальных продавали в неволю туркам.
Далеко не все население городков составляли оседлые казаки. Казак Максим Логинов по прозвищу «Щербак» в расспросных речах от 26 марта 1661 года сказал, что «родом он белорусец города Орши, мещанский сын, тому де лет тридцать и больше, от отца шел в Запорожье семь лет, а из-за порог пришел на Дон лет двадцать и больше». Чтобы поступить в казаки, требовалось объявить об этом перед кругом в Черкасске.
Несмотря на служивое значение казаков, не было реестров или записей о поступивших в казаки.
По имущественному положению казаков делили на домовитых и голытву.
Занимались они скотоводством, охотой, рыбной ловлей и пчеловодством. В походе казаков делили на сотни. Сотни на курени, которых насчитывалось в сотне до десяти. Курень имел своего куренного атамана и есаула. Курень назывался по имени атамана, и при составлении списков казаков, шедших в поход, они обозначались для краткости по сотням, куреням или личным именам без прозвищ. В военное время, отправляясь в поход, выбирали походного атамана, а иногда брали даже самого войскового атамана, замещая его новым. Походным атаманам давали помощника, который назывался полковником. При походе на Азов и Крым казаки использовали легкие самодельные струги, в которых помещалось от 24 до 30 человек в каждом. Войны и тяжелое положение Московского государства при царе Алексее Михайловиче тяжким бременем легли на все слои общества, в том числе на крестьян. И они бежали на Дон к свободной, хоть и более опасной жизни. От числа пришельцев, росло число казаков. В посланиях к царю идут сетования на голод и отсутствие добычи, так как царскими указами было запрещено ходить на моря «за зипунами». Жалованье, хотя и увеличивалось, не могло обеспечить всех, беженцы же постоянно прибывали. Слабые шайки гулебщиков подавляли сами домовитые старые казаки, так как не желали терять всю выгоду зависимости от Москвы. Пока не было вождя у голутвы, она держалась спокойно, но появился Степан Разин, и равновесие было нарушено. Он повел голутву добывать себе зипунов. Разина взяли в Кагальницком городке и выдали Москве. За это получили прибавку в жалованье. Стало ясно, что зипуны уже не интересовали старожилов, что они поступились своим исконным правом не выдавать Москве никого, даже беглых, не говоря уже о казаках. Воспользовавшись столь удобным моментом, московское правительство в августе 1671 года послало стольника Косагова и дьяка Богданова для привода казаков к присяге на верность московскому государю. Несмотря на некоторое сопротивление, посланным удалось выполнить поручение. С этого времени казаки присягали каждый раз при вступлении нового государя на престол. Старшина получала не только жалованье, но и подарки, ими одаривали даже детей, которых казаки привозили с собой в Москву в составе зимовых станиц. На Дон нередко посылались тайно соболя. Недаром голытьба обвиняла старых казаков в том, что они продали тихий Дон московскому государю за жалованье — соболя. Но не одному дипломатическому искусству Москва была обязана такому успеху на Дону. Важную роль играла церковь. Из архивных данных выяснилось, что казаки донские в церковном отношении ведались московским патриархом, входя в состав его епархии. Через посольский приказ духовные дела казаков направлялись патриарху. Известно, что патриарх Никон благословил построение церкви на Дону, куда казаки поместили икону Одигитрии, взятую во время похода на Вильно в 1656 году. Далее, в 1694 году Митрофан, епископ Воронежский, затруднялся венчать и давать без указа патриарха «венечные памяти казакам, поженившимся на Воронеже», имея в виду, что казаки принадлежали к епархии патриарха. И только в 1718 году «по Дону и по другим речкам монастыри и церкви, часовни, которые были в патриаршей власти, указано было ведать Воронежской епархии». Административное отношение патриарха к своей донской пастве заключалось в том, что патриарх разрешал постройку церквей и освящение их. Круг не имел по войсковому обычаю права разрешать это своей властью. Случаи такого разрешения являлись нарушением права патриарха. Патриарх также назначал на должность священников, но здесь не было строгого порядка. Круг сам имел право принимать приходивших на Дон священников. Бывали случаи, когда круг из среды казаков выбирал кандидата для поставления в священники или дьяконы. Этим ограничивались административные обязанности патриарха по отношению к донской пастве. Никаких доходов казаки патриарху не приносили. В приходно-расходных книгах патриаршего казенного приказа в списках церквей, которые платили дань патриарху как епархиальному пастырю, нигде не встречается упоминание о Донской области.
Старшина среди донских казаков выросла и развилась постепенно. Уже с середины XVII века казаки стали не те. Появилось богатство, а с ним роскошь и честолюбие. Люди, отличавшиеся умом, смелостью, выделяли себя из остальных, захватили власть в свои руки, становясь знатными.
Уже в 1695 году Петр I требовал, чтобы для встречи генерала Гордона были посланы из войсковой старшины знатные люди. Звание старшины, иногда дававшееся войсковым кругом за заслуги, вначале принадлежало всем, отслужившим выбранный срок войсковым атаманам, но его вскоре присвоили себе начальники казачьих полков и отрядов. По словам А. Савельева, в 1649 году впервые употребляется вместо атамана имя старшины. К концу XVII века оно становится преобладающим. В XVIII веке старшина становится независимой от войскового атамана, а начальники полков и отрядов постепенно присваивают себе право распоряжаться общественными делами в качестве ближайших советников войсковых атаманов. Таким путем сложилась прослойка, получившая перевес над остальными казаками. С течением времени старшины захватывали все большую и большую власть и постепенно в их руки перешли все дела, ведавшиеся прежде кругом. С середины XVIII века звание старшины, до этого бывшее избирательным (войско могло как избирать старшину, так и лишать этого звания), становится пожизненным. С 1754 года звание это начало жаловаться высшей властью. С течением времени старшинство перерождается в чиновничество. В 1768 году чиновникам было пожаловано дворянство. В 1828 году вышел указ, по которому звания казачьих офицеров определяли в соответствии с типом регулярных войск.
Таким образом, в течение XVIII века самобытная жизнь казаков неоднократно подвергалась изменениям согласно соображениям правительства. Только в низших слоях казаков сохранились традиции и своеобразие обычаев.
Донских казаков исстари разделяли на верховых, населяющих северные округа области, и низовых, живущих в низовьях Дона. Разграничительной черты, отделяющей одних от других, не было, но различия в произношении, нравах, жилище, одежде оказывались при сравнении значительными.
Земля Области Войска Донского только с 1786 года по указу Екатерины II получила точное определение границ. До этого отдельные казачьи городки и станицы только пользовались обширными земельными участками. Казачество жило исключительно войной и для войны. Оно не знало мирных занятий и свой хлеб, одежду, украшения незатейливых жилищ и конской сбруи, войсковое снаряжение, — все это добывало с оружием в руках или получало в виде царского жалованья. Только в недолгие промежутки отдыха от дальних походов или во время вынужденного обстоятельствами мира казак занимался звероловством и рыболовством. В 1696 году по хоперским и медведицким городкам была послана грамота Войскового круга, которой запрещалось хлебопашество, «дабы воинским промыслам помехи не было», «а если станут пахать и того бить до смерти и грабить». Это правило строго соблюдалось до Петра I и поддерживалось верховным русским правительством.
С Петра I начинается перелом в жизни казачества. Государь убедил казаков, что вовсе не постыдно соединять мирные занятия с военным ремеслом, и то, что в верховых станицах по Хопру делалось тайно, так как тосковали руки беглых воронежских, тамбовских, рязанских крестьян по земле, теперь поддерживалось царем.
В 1703 году посланы были на Дон царские стольники для описи казачьих городков и для выселки с Дона всех поселенцев, которые появились там после 1695 года. Когда опись выявила казачьи городки и число жителей в них, последовала царская грамота о том, чтобы все городки, построенные по указу, свести за Северский Донец, а новоприбывших людей выслать в украинные города. Окончательно ликвидировалась одна из главных привилегий донских казаков — «с Дону выдачи нету».
В конце 1707 года прибыл на Дон для сыска беглых князь Юрий Владимирович Долгорукий, проявивший себя очень жестоко. Казаки обвиняли его в том, что он, вопреки царскому повелению, разорил и пожег многие казачьи городки, пытал людей и бил кнутом, резал им носы и губы, надругался над женами и вешал детей по деревьям.
В то время за пределами Войска Донского на службе русского царя состояло 15 000 казаков, лучших воинов.
Оставшаяся на Дону голытьба, доведенная до отчаяния, выступила под началом бахмутского атамана Кондратия Булавина против Долгорукого. Булавин напал на него ночью, истребил весь царский отряд с самим князем, освободил 3 000 беглых людей, которых успел собрать по городкам Долгорукий. Для усмирения бунта Петр I отправил 20 000 войска под началом князя Василия Долгорукого, родного брата князя Юрия. Но еще до прихода войск на Дон верные царю казаки осадили Булавина в Черкасске. Кондратий Булавин был застрелен во время штурма дома, в котором он находился. Когда князь Долгорукий подошел к Черкасскому городку, все казаки присягнули к бунту не приставать.
Тем не менее, князь Василий счел своим долгом исполнить буквально строгий наказ Петра I: «Все казачьи городки, лежащие по Донцу, Медведице, Хопру, Бузулуку и Иловле, сжечь и разорить до основания, людей рубить и заводчиков сажать на кол и колесовать, ибо сия сарынь ничем, кроме жестокости, не может быть унята». Из письма калмыцкого тайши к царицынскому воеводе от 1708 г. узнаем: «Я (то есть тайша) Перекопский город взял, да с Хованским разбили три городка: Паншин, Качалин и Иловлин, и казаков побили, а ниже пяти изб с казаками управляется боярин Долгорукий, а вверху по Дону казаков никого не осталось».
К этому времени относится печальная народная песня, в которой сказывается горе всего русского казачества:
Приуныли, приутихли на Дону Донские казаки,
А Яицкие, Донские, Запорожские;
А и что казаки унылы?
Приуныли на Дону Донские казаки,
Да что взял у них, государь-царь, город...
Залегли пути дороги за сине море гулять,
А и не стало нам добычи на синем море
И на тихом Дону на Ивановиче.
И поехал атаман в каменну Москву,
Поклонился государю о праву руку,
Сквозь слезы он словечко выговорил:
Ах, свет наш, надежда, благоверный царь!
А и грозен, государь, Петр Алексеевич!
Прикажи нам на Дону чем кормиться?
Территория донских казаков вследствие Булавинского восстания значительно сократилась. По словам Н. Краснова, эта территория была урезана на один миллион десятин. На месте разрушенных городков была сооружена земляная крепость Хоперск.
В 1768 году, после обновления крепости город был назван Новохоперск, в районе которого Хопер входит в юрт** Михайловской станицы и, пройдя через всю долину Хоперского округа на протяжении около трехсот двадцати километров через двадцать станиц, в юрте Букановской станицы впадает в Дон.
Уже при царе Федоре Иоанновиче в Москве различали верхние и нижние юрты, верховых и низовых казаков. Низовые казаки обижались, если в царской грамоте писали их после верховых, которые «государевой службы и не знают», а московские приказные люди оправдывались, что они-де не хотели обидеть низового Войска, а писали по порядку следования грамоты вниз по Дону. Низовыми юртами считались казачьи селения вниз от Переволоки, то есть от Качалинской станицы, но сами казаки считали низ от устья Донца.
Издавна низовой казак называл верхового «чигой». («Чига», по Е.П. Савельеву, будто бы от твердо произносимого по-русски «чего», в отличие от мягкого украинского «чого» или «чево»)***. X.И. Попов, один из лучших знатоков донской старины, говорит, что помнит, как в полках казаки верховые насмешливо говорили низовым, что у них будто бы «суми сомовы, толчи тараньи», намекая на скудные запасы, привезенные из дома (в сумах из сомовой кожи — тарань). Намек на рыболовство. В ответ на это низовые говорили верховым, что у тех «бурсак колесо затормосил», высмеивая обильные запасы бурсаковых — сухарей, привозимые старожилами из дома.
Хоперский округ до 1919 года занимал площадь в 14 888 квадратных километров, граничил с Верхне-Донским и Усть-Медведицким на юге и юго-востоке, с Воронежской губернией на западе и Саратовской - на востоке. Западная часть, лежащая по правую сторону Хопра, — возвышенная и изрезана глубокими балками, восточная — несколько ниже, балки и овраги широки и отлоги. Глубоко в подпочве залегает мел, покрываемый всюду валунным суглинком, на котором развился хороший чернозем. Солонцовые почвы залегают пятнами.
Кое-где в восточной части сохранились маленькие клочки целинной ковыльной степи, покрывающейся в весеннее время тюльпанами и воронцами.
Климат бассейна Хопра более суровый по сравнению с другими местностями Дона, но зато не подвержен резким переменам. Летняя жара легко переносится, погода резко меняется только во время сильного разлива реки. Большое влияние на климат оказывают ветры. Господствующим ветром является восточный, «суховей», летом он губительно действует на хлеба, засушивая их раннее созревание, а зимою вызывает иногда снежные бури.
По данным Статистического комитета Областного Войска Донского за 1919 год население округа составляло 235 000 казаков и 92 000 неказаков, большей частью донских крестьян. И это притом, что во всем Войске, в том числе и низовом, соотношение было прямо противоположным.
Верховые казаки были более демократичны и вплоть до начала XX века на круге, случалось, принимали в казаки донских крестьян и иногородних, правда, строго следуя правилу: чтобы вступающий был как минимум во втором поколении из постоянно проживающих на Дону и не запятнан ничем, трудолюбив, скромен.
Казаки Хоперского округа, как пишет В.В. Богачев, выгодно отличаются от своих тамбовских и саратовских соседей лучшими способностями, большей хозяйственностью, склонностью к торговым предприятиям: от казаков низовых они отличаются «большей твердостью характера, меньшей склонностью к щегольству, большим трудолюбием, отсутствием суетности, тщеславия, большею простотою характера и нравов и, если можно так выразиться, — демократичностью. Казаки низовые очень дорожат приобретаемыми чинами, отличиями и своими исконными казачьими привилегиями, т. е. сословными особенностями и правами».
В отличие от низовых, которые исстари добывали свой хлеб более легким путем, занимаясь торговлей, рыболовством, скотоводством, огородничеством, виноградарством, садоводством, верховые занимались преимущественно тяжелым земледельческим трудом.
Издавна Войско Донское раздавало станицам так называемые разводные грамоты, в которых по представлению самих станиц указывались границы юртов, земельных наделов, закрепленных за станицей. Решено было «развести рубежи станицам между собой полюбовно, с совету и жить бесспорно: одной у другой рыбы не ловить, сенные покосы не окашивать, всякие угодья не обивать и не отолачивать, охотою по степям не ходить, капканов и тенет не метать и никакого звериного промыслу не чинить». Интересным было то, что знаками границ служили дубравы, излучины степных речушек, отдельно стоящие деревья. С течением времени природа менялась, дубравы вырубались, естественные природные границы разрушались и между станицами происходили споры. Недовольные искали правосудия в войске. Для прекращения споров гурт поручал кому-либо дело рассмотреть на месте.
С всеобщего согласия выбирался старожил, который, поклявшись на Евангелии поступать в этом деле по совести, должен был со святой иконой пройти точно по тем местам, как помнил он, где была граница. Через какие урочища проходил старожил, это и считалось границей юрта.
Землю обрабатывали сообща. Выезжали в поле всей станицей и с оружием в руках. Работали так, чтобы каждой артели быть на виду у всех других. На ночь возвращались в городок или оставались в поле, но съезжались вместе. Если в городке узнавали о приближении врага, вестовой скакал с хоругвью в поле. Не говоря часто никому ни слова, он проносился только по полю и так же быстро возвращался обратно. Все понимали, в чем дело, и готовились к отражению нападения.
Как только власть царская укрепилась на рубежах Области Войска Донского и появилась возможность спокойно заниматься хозяйством, многие станичники стали селиться поближе к своим паям, на хуторах. Каждый сеял сколько хотел. Жили большими семьями, а для полевых работ часто объединялись и сообща обрабатывали паи. Во время обеда кто-либо выставлял «маяк»: привязывал на палку платок или полотенце. Это означало, что он приглашал всех отобедать. На другой день другой казак вывешивал «маяк»: все направлялись к нему, прихватывая из съестных припасов что у кого было.
По мере того, как население увеличивалось, земледелие развивалось, появились зажиточные люди. Они, имея по два или три плуга волов, могли вспахать много земли и приобрести на нее право трехлетней собственности. Чтобы захватить как можно больше земли, нанимали даже иногородних и крестьян, К середине XIX века ссоры из-за земли между соседями и целыми хуторами приобрели такой размах, что грозили перерасти в настоящую вражду. Тогда-то станичники решили делить землю на паи. В 1873 году официальным путем было предписано всем станицам доставить сведения о пользовании юртовым довольствием. Из этих сведений выяснилось, что только в сорока станицах земля разделена пропорционально населению на паи, в остальных семидесяти станицах пользовались землей свободно.
Казаки знали свои загоны, владели ими три года. Если после трех лет загон не распахивался прежним хозяином, он считался свободным. К 70-м годам XIX века все меньше оставалось свободной незанятой земли. Население увеличилось, земли на всех не хватало, соседи стали ссориться между собой, каждый пытался первым захватить определенный земельный загон. М. Харузин приводит курьезный случай. «А запахал загон. В, не обращая внимания на его загон, запахал ниву, добавив к ней непаханной земли обмежки, а затем уехал. Но А, приехавши чуть не вслед за ним, засеял ниву пшеницей. Через три дня приехал В и, рассердившись на поступок А, посеял сверху пшеницы овес. Летом выросли овес и пшеница. Два раза к этому месту сходилась община, но ни на чем не порешила. Затем А скосил в лунную ночь хлеб зеленцом. А В успел на заре перевезти скошенное сено в свое гумно». Подобное стало случаться нередко. Целые хутора жаловались, что соседние жители производят пашни, особенно под арбузные бахчи, под самыми дворами и т.п.
Общинный мир вплоть до XIX века наиболее сохранился в земледелии. Зачастую не только в обиходе, но и в аграрной литературе смешивают слово «мир» и «община». Эти два понятия не вполне тождественны. Но еще чаще смешивают, как писал И. Стебут, два понятия — общинное землевладение и общинное пользование землей. Общинные земли иногда сдавались в частное пользование, а частные земли, арендуемые крестьянскими обществами, поступали зачастую в пользование общества на общинном начале. Кроме того, имелись селения с наделенной в подворную, частную собственность землей и со всеми порядками общинного чересполосного хозяйства.
Труд сообща и равное разделение его продукта чаще происходили на сенокосных угодьях, чем на пахотных землях. И на арендуемых землях чаще, чем на землях, составляющих собственность общин. В старой орфографии слово «мiръ», означающее деревню, от слова «миръ» — покой, согласие отличалось правописанием. Сельский «мiръ» есть общее соглашение семей относительно распределения земель. Когда земельная территория была обширна, как это наблюдаем в Прихоперье: Саратовской, Воронежской, Царицынской губерниях, — она находилась в общем пользовании без строгого закрепления за конкретным земледельцем. Стоило только сделать знак, вырезать свою метку на деревьях, которые служат временными границами, и человек свободно мог занимать гуляющую землю для ведения полевого хозяйства. Но постепенно и здесь начала устанавливаться частная земельная собственность (особенно сильно это проявилось после того, как начальствующему сословию казаков было пожаловано дворянство и началось наделение землей тем большее, чем выше была должность, чиновничья либо военная, вследствие привилегий, вытекающих из военной иерархии).
Изучение исторических документов показало, что соединение деревень в волость для пользования землей было общим явлением в древней Руси. Феодальные нравы, с одной стороны, и влияние римского законодательства, с другой, уничтожили во многих местах эту форму коллективного землевладения и заменили ее собственностью личной или частной. Первоначально это происходило в западной России, но постепенно распространилось на казачьи общинные земли, особенно там, где земли на всех стало не хватать. Но в среднем и верхнем Прихоперье: Воронежской и Саратовской губерниях, — волость раздробилась на отдельные «мiры» или общины. Как только поселение становилось деревней, соседние земельные угодья присваивались образовавшейся общиной и постепенно переходили в ее исключительную собственность: раздел земли должен был проводиться уже между ее членами.
«Мiръ», пользующийся самоуправлением в своих хозяйственных делах, являлся собственником принадлежащей станице земли, но и в то же время нес ответственность за благосостояние всех членов общины, — он должен был обеспечить участоком земли каждого способного работать. Часто леса и пастбища оставались в общем, нераздельном пользовании. Дом с землей, на которой он построен, и прилегающий к нему сад или огород, т.е. усадьба, составляли частную собственность. Но без согласия станичников ее нельзя было продать постороннему, не принадлежащему к «мiру» лицу.
В Урюпинской станице, к примеру, пахотная земля разделена была наемными землемерами. На каждую душу мужеского пола приходилось до тридцати десятин удобной, то есть пахотной земли. При землемерах присутствовали от каждого хутора и каждого квартала станицы понятые. К разделу приступали по окончании полевых работ. Порядок севооборота: по целине твердой земли сеяли просо, потом опять просо или пшеницу. Севооборот был произвольный. Для образования степных сенокосов выделялась часть пахотной земли, на усмотрение каждого хозяина. Луговые сенокосы находились в общинном владении. Ежегодно делились на паи, которые определялись жребием, если на какой-либо участок (улеш) было несколько претендентов.
Лес представлял особую ценность и заботу общины. Часть леса строевого и часть мелкого дровяного была оставлена в общественном владении. Остальной весь разделен на паи между гражданами. Общественный строевой лес можно было рубить только по общественным приговорам для помощи пострадавшим от пожара или потерпевшим от других стихийных бедствий. Каждый хозяин хотя и получал пай, но по общественному приговору не мог производить рубку без разрешения общества. Разрешение давалось лишь в крайнем случае, если такая необходимость подтверждалась обществом.
Приказные в особые станичные книги записывали, кому и сколько позволено рубить в своем пае леса. Самовольная рубка исключалась. За это следовало наказание: огромный штраф за каждый срубленный корень (пять рублей серебром, а если кто срубил в чужом пае, то вдобавок — хозяину пятнадцать рублей серебром за дерево) и командирование виновного на внеочередную полевую службу. Выборные лесничие и сами хозяева леса строго следили за порядком. Продавать внутри станиц и хуторов лес разрешалось, продавать же на сторону нельзя было.
Интересная ситуация сложилась в Хоперском округе в связи с новым лесным законом 1874 года. Используя общинное право лесопользования и испытывая острый недостаток в стройматериалах для возведения домов, мостов, переправ, общественных зданий, к 70-м годам лесные запасы Прихоперья сильно истощились. Войсковое правление в 1896 году прислало комиссию для переписи и обмеров оставшихся лесных угодий. В станицах Слащевской и Букановской начались волнения. Казаки посчитали, что лес собираются перевести в собственность государства, и решили не допускать комиссию и лесничих к лесу. Но сами казаки, памятуя о дисциплине и последствиях неподчинения решениям Войскового правления, прямого участия в этом не принимали.
В защиту лесных паев встали казачки, выставив пикеты. Казачки были так сплочены и решительны, что ни уговоры, ни попытки силой произвести обмеры не помогли. Комиссия была вынуждена возвратиться ни с чем в Новочеркасск, а Войсковое правление организовало следствие по этому делу во главе с прокурором из Харькова.
Но казачек это мало печалило. Бюрократическая машина прокручивалась со скрипом, казачек привлечь к уголовной ответственности было сложно, так как почти у всех были малые дети. Да и хозяйство держалось на их плечах, особенно у тех, чьи мужья служили. Растянувшаяся на много лет тяжба так ни к чему и не привела.
В силу особенностей военного быта на Дону исторически выработался особенный тип женщины — неустанной труженицы, смело и энергично принимающей на себя все труды мужчины. Уронив хозяйство, она роняла свое человеческое достоинство в глазах всей честной станицы и в своих собственных.
Большие семьи были редки. После женитьбы обычно через год или два сын уже отделялся от отца, хотя родительская власть сохранялась. Главная причина раздела семейств — жажда свободы, присущее молодому человеку желание пожить своим умом, сыграть роль главы в доме. Но важнее была экономическая причина семейных разделов. В семейную жизнь ни станичный, ни поселковый сход никогда не вмешивался и защиты против отца сын нигде не смог бы найти. Сын-работник все силы отдавал хозяйству, но не был убежден, что в случае выхода его на службу оставшаяся жена не будет обижена, что отец не выделит его против воли, не уверен был в правильности раздела имущества в случае смерти отца. Желая сохранить свой труд лично для себя и во избежание случайностей, сын считал за лучшее приготовить для себя и семьи своей отдельный угол.
В благоустроенной семье трудились все, каждый выполнял соответствующую своему возрасту работу. Жены помогали мужьям, дети — родителям. Мужчины косили хлеб, женщины гребли и вязали снопы. Мужчины привозили снопы, а старики и женщины молотили. Малолетние дети стерегли скот, служили погонычами при вспашке земли.
Возрождение земли связано с обустройством родного дома. И здесь опыт общинного бережного отношения к земле, воде, лесу бесценен.
Расчистить общими усилиями заилившиеся родники, чтобы река вздохнула свободно, обиходить землю, чтобы она была плодородной, — что может быть важнее сейчас? Ибо чистый родник, ухоженная земля в условиях современного урбанизированного мира — бесценное сокровище, которое только и способно сохранить и поддержать жизнь на Земле.
* Дуван — место раздела добычи после возвращения из похода. Дуван дуванить — делить добычу на дуване, в двух-трех километрах от станицы.
** Юрт — земельный надел, закрепляемый за станицей.
*** С чем трудно согласиться. Плутоватый казак Чига, Чигуша — завсегдатай ярмарочно-балаганных кукольных представлений на праздниках хоперских казаков, любимый герой, участвовавший в фарсах и сценках, о чем более подробно будет сказано ниже. Кроме того, австрийский барон Сигизмунд Герберштейн, бывший послом Германии в Московии в 1517 и 1526 году, в трактате «Кегит Моз1соУ1Ьогит Соттегйагп» (1527 год) указывал, что к запорожским казакам, основавшимся между Днепром и Днестром, подошли «Черкасы-Славяне с Кавказа, Цики или Чиги». В 1562 году основан их город Чигирин. А поскольку черкасы и белгородские казаки дали начало севрюкам и донским казакам, прежде всего верховым, но и низовым также, что не отрицается почти всеми исследователями, можно предположить, что прозвище «чига» связано не с мягко или твердо произносимым «чого» или «чего», а по вышеизложенным причинам.
(Материалы предоставлены Анжеликой Глумовой – руководителем фольклорно-этнографической студии «Забава». Источник: Тимофеев П.Т., «Хопер: история, быт, культура»).