В «Обще-Казачьем Журнале» № 2, апрель 1947 г., я прочел краткое описание партизанской деятельности есаула Чернецова и несколько общих строк о том, как был он взят в плен и погиб.
Я сам донской казак, участник Чернецовского похода в составе артиллерийской юнкерской роты под командой полковника Миончинского. Вместе с есаулом Чернецовым был взят в плен и могу подробно описать наше пленение и смерть ес. Чернецова. Пишу, есаул Чернецов, потому что во время этой операции он был еще в чине есаула. Приказ о производстве в полковники был получен уже после его смерти.
Юнкерской артиллерийской ротой называлась рота, сформирован-ная главным образом из юнкеров-артиллеристов, пробравшихся в г. Новочеркасск и собравшихся там для борьбы против большевиков в са-мом начале гражданской войны.
... Это было в конце января 1918 г., артиллер. рота получила приказание с одним орудием и прикрытием к нему приготовиться к выступлению. В 4 часа вечера мы подошли к р. Донец за станицей Каменской. Начинало темнеть. Есаул Чернецов был уже здесь и руководил переправой через реку на пароме. Когда переправились, совсем стемнело. В полной тишине двинулись вперед. Задачей нашего отряда было — рано утром, с тыла сделать нападение на станцию Глубокую, где была штаб-квартира большевиков, наступавших на Каменская-Новочеркасск. В нашем отряде было человек 200. Кроме юнкеров-артиллеристов были и другие взводы, состоявшие, главным образом, из кадет, гимназистов, реалистов и другой молодежи. Был очень небольшой процент взрослых и офицеров.
В это же время войсковой старшина Лазарев, помощник есаула Чернецова, должен был главными силами со стороны Каменской наступать на Глубокую — вдоль линии железной дороги.
Около 11 часов ночи остановились, где-то за хутором Гусевым. Получили консервы, хлеб и водку, которую мало кто пил. 21 января (ст. ст.) на рассвете пошли занимать позицию, но оказалось, что большевики уже были предупреждены о нашей переправе и вышли к нам на встречу. Завязался встречный, неравный бой. Нас сразу стали теснить. Вскоре у орудия кончились снаряды и, предварительно испортив, мы принуждены были его бросить. После этого, по приказанию ес. Чернецова, все конные и севшие на повозки и орудийных лошадей, с полк. Миончинским куда-то ускакали в наш тыл. Мы, пешие, кому не хва-тило места на подводах, остались с ес. Чернецовым. Всего нас оказалось человек сорок с одним пулеметом — французской системы, который часто отказывал.
Большевики наступали непрерывно. Бой продолжался. Мы отходили. Наконец, конные казаки, бывшие у большевиков, под командой войскового старшины Голубова, Николая Матвеевича, решили нас атаковать. Мы быстро перестроились в каре и атаку отбили. Затем отбили и вторую конную атаку. К нашему несчастью, во время второй атаки ес. Чернецов был ранен пулей в ступню ноги ниже щиколотки навылет. Конные казаки на время приостановились и, по-видимому, решали, — митингуя, что делать дальше. Во время этого перерыва, успели перевязать раненую ногу ес. Чернецова, хотя, он этомy и противился. Затем казаки обстреляли нас из орудий. К счастью потерь не было. После этого артиллерийского обстрела, Голубов предложил нам сдаться. Есаул Чернецов отказался. Наступление казаков возобновилось. Вновь отбили еще две конных атаки. Последняя атака была принята на штыки, так как патроны окончились. Голубов снова предлагает сдаться. Снова получает отказ. Тогда он предложил вести переговоры. Ес. Чернецов согласился. Вместе с Голубовым к нам подъехали несколько человек делегатов. Начались переговоры. Делегаты стояли вплотную возле нас. Они начали оттеснять ес. Чернецова от нас.
В это же время и другие казаки, подъехавшие поближе к нам, неожиданно бросились на нас. Сопротивляться было невозможно…
Таким образом, — обманом, — Голубову удалось захватить нас врасплох, и мы попали в плен.
Не зная о случившемся, войск. ст. Лазарев вел наступление вдоль железнодорожной линии. Повидимому, наступление было успешное, так как Голубов настаивал на том, чтобы ес. Чернецов отдал распоряжение о прекращении наступления. Ес. Чернецов согласился только после того, как Голубов гарантировал нам, пленным, жизнь и дал в этом свое честное слово.
В ст. Каменскую от нас с этим приказанием были отправлены двое — фельдшер и сестра милосердия и два делегата от Голубова. Делегаты с приказанием до станицы Каменской не дошли. Они вернулись обратно, побоявшись, чтобы их партизаны там не арестовали.
Нас же повели в направлении на хут. Астахов, где была штаб-квартира Голубова. Есаул Чернецов, имея ранение в ногу, идти, не мог. Голубов дал ему коня и приказал подхорунжему Подтелкову со взводом казаков, сопровождать нас на хут. Астахов. Сам же с остальными казаками поехал вперед. Судя по трафаретам на погонах, здесь были казаки. 9, 10, 27-го и, если не ошибаюсь, 29-го казач. полков, а также казаки 6-ой гвард. батареи.
Как только Голубов скрылся из вида, казаки взяли нас «в плети» — приговаривая: «Немцы не принимали наших атак, а вы, молокососы, все атаки отбили». Потом бездорожно, по полям, повели нас дальше. Не доходя приблизительно 1 версты до жел. дорожной линии, наш конвой стал митинговать. Одни стояли за то, чтобы повернуть на Глубокую и, сдать, там, совету солд. и рабоч. депутатов, а другие настаивали на исполнении приказания Голубова — вести на хут. Астахов, который был по другую сторону железной дороги. Предложение первых начало, как будто пересиливать. В это время, мы, и конвой увидели бронепоезд, который шел из Каменской на Глубокую. Все обратили на него внимание. Спор сразу прекратился. Приближение бронепоезда использовал ес. Чернецов. Слыша споры митингующих казаков и предвидя опасность передачи нас большевикам на Глубокой, что, несомненно, окончилось бы расстрелом всех нас, а также, не веря больше Голубову и его честному слову предателя, есаул Чернецов решил использовать этот момент. Для спасения жизни дорогих и близких ему партизан, сознательно рискуя собой и своей жизнью, он решил попытаться бежать. Он воскликнул: «Ура! Наша берет!». Этот клич был подхвачен дружно партизанами и мы, безоружные, бросились вперед.
Заметив нас, бегущих навстречу, бронепоезд ускорил ход и начал удаляться. Наше ура вскоре затихло... Я обернулся назад и увидел рассеянных, скачущих всадников и убегающих по полю партизан. Конные вскоре совсем исчезли из виду.
Разбросанные по всему полю, партизаны остались одни. Я приостановился, подождал бегущих за мной двух юнкеров и спросил их, в чем дело. Они мне рассказали следующее: ес. Чернецов ехал рядом с Подтелковым, с левой от него стороны. Когда Чернецов крикнул: «Ура! Наша берет!», он хотел одновременно выхватить у Подтелкова из ножен шашку. Подтелков успел увернуться. Сам выхватил шашку и зарубил ес. Василия Чернецова...
Конвой казаков, видя, что свершилось подлое, предательское убийство казаком — казака, партизана ес. Чернецова — трусливо рассыпался, расскакался по полю, не преследуя партизан.
Мои приятели юнкера решили, что бронепоезд наш и Глубокая занята войсковым старшиной Лазаревым. Поэтому, они оба повернули на Глубокую, предлагая и мне идти с ними. Напрасно я доказывал, что, судя по расположению вагонов, это бронепоезд красных, а не наш. Они со мною не согласились и ушли.
Я опять остался один. Пробежав еще немного вперед к пахоте, я залег в ее борозде. Решил дождаться темноты и потом уже идти вдоль железной дороги на Каменскую. Солнце как раз заходило за горизонт. Вблизи от меня никого не было. Начинало темнеть...
Вдруг я заметил появившихся отдельных всадников. По-видимому, это наш конвой вразброд стягивался к хут. Астахову. Я продолжал лежать. Выждав, когда совершенно стемнело, и все кругом успокоилось, я поднялся и пошел. Через некоторое время я заметил, что кто-то появился и упал впереди меня. Спрашиваю: «Кто?» — Молчит. Если боится, — не отвечает, решил я, значит, это наш — партизан. Я назвал свою фамилию. Тогда и он отозвался. Оказался юнкер Гольдман, Михайловского арт. училища. Одного отделения со мной по училищу.
Дальше мы пошли уже вместе. В 2 часа ночи, голодные, уставшие, измученные, с большим трудом и не без приключений, мы дошли до ст. Каменской, продержавшись на ногах без сна и отдыха 34 часа...
На вокзале, на питательном пункте, нас накормили. Утром, на рассвете 22 января, наш поездной состав — с одним орудием и двумя запряжками лошадей — тронулся в направлении ст. Глубокой. Не доезжая хут. Астахова, выгрузили запряжки лошадей и с прикрытием в 20 человек двинулись к хутору. Совершенно неожиданно для казаков гвард. батареи, захватили у них 2 зарядных ящика со снарядами и одно орудие. Вначале мы вывезли снаряды, так как они для нас были важнее орудия.
У нас было мало снарядов. И уже после, во второй раз, послали запряжку лошадей за орудием.
Другой наш пеший взвод пошел к востоку от жел. дороги и подобрал 7 убитых. В этом числе и тех двух юнкеров, которые не пошли вместе со мной, а взяли направление на Глубокую.
Искали труп ес. Чернецова, но не нашли.
Георгий Я. Лобачев


К описанному очевидцем-участником, мне хотелось бы прибавить, что он нисколько не ошибается, и совершенно прав, указывая номера полков — казаков, благодаря которым совершилось предательское пленение и убийство есаула Чернецова.
Так погиб в неравном бою красных казаков с орлятами-партизанами незабвенный, молодой партизан Чернецов. Надежда Дона, гордость зарождавшейся Донской армии, вставшей против анархии. Среди бушующих, разлагавшихся казачьих частей, пришедших с фронта, он был здоровым, волевым явлением, не признающим большевиков и решившимся на борьбу с ними.
В районе станиц Каменской, Гундоровской, Митякинской и др. по хуторам были расположены прибывающие с фронта казачьи части. Некоторые дивизии почти в полном составе приходили со своей артиллерией и располагались по указаниям штаба войска.
Части 5-й Донской каз. дивизии — 27, 28, 29, 33 полки и 6 Донск. каз. кон. артил. дивизион стали в районе станции Чебатовка — станица Митякинская и ее хутора. На хут. Чебатовка стали 12 и 13 батареи 6-го Дон. кон. арт. дивизиона. В это время я был младшим офицером 12-й батареи.
Эта дивизия пришла из г. Киева, где она в составе войск верных правительству, принимала участие 29 и 30 октября 1917 г. в боях против восставших большевиков. Впоследствии, за этот бой командир дивизиона войск. стар. Измайлов Капитон Александрович, ес. Козин Алексей Гаврилович и я — подъесаул М. К. Б. — были арестованы казаками в хут, Чебатовке и должны были быть переданы совету солд. и рабоч. депутатов станицы Каменской.
По пути в ст. Каменскую — наш конвой — 3 казака, нас освободили. Они получили от нас подложную записку, будто мы сданы большевикам. Ст. Каменская оказалась в это время уже занятой партизанами, что нас и спасло.
13 февраля 1918 г. я был вторично арестован в г. Новочеркасске и посажен на гауптвахту, где уже находились арестованными походный атаман ген. А. Назаров; нач. 5 Донск. каз. дивизии ген. Усачев; пер-вый выборный Донской атаман войск. старшина А. Волошинов и архиерей г. Новочеркасска, а также много других офицеров. Владыка через несколько дней был освобожден. Ген. Назаров после этого остался один в темной комнате, из которой позже и был выведен на расстрел. Под видим перевода в городскую тюрьму, ночью, были взяты 7 человек: пох. атаман ген. А. Н. Назаров, ген. Усачев, ген. Орлов (по-видимому, не казак), — войск. старшина А. Волошинов и трое других, фамилий которых точно не помню. Они все были расстреляны в ту же ночь около Краснокутской рощи. После итого, большевистский гарнизон г. Новочеркасска – не казаки - хотел забрать для расстрела с гауптвахты всех офицеров вообще, но караул гауптвахты, состоявший исключительно из казаков 30 и 27-го Донс. полков, отстоял нас, угрожая при этом пулеметами.
Ген. Назаров при жизни, постоянно откровенно разговаривал с караулом: — Берегите офицеров, — говорил он, — они вам будут нуж-ны, ибо скоро вспыхнет восстание.
И действительно, вскоре между казаками, взявшими Новочеркасск, и большевиками, начались нелады и разногласия, в конечном итоге приведшие к присылке карательного отряда из Ростова. К этому времени многие из казаков уже самовольно разошлись по домам. Многие из офицеров, сидевших на гауптвахте, были освобождены, пройдя через суд военного трибунала в составе 2 казаков и 1 солдата. Казаки-судьи умышленно помогали освобождению офицеров, для того, чтобы при восстании казаков, они могли бы опять стать в строй для зашиты родного Дона.
Исполнились предсказания большого патриота и честного казака поход. атамана ген. Назарова, не пожелавшего уйти из г. Новочеркасска и оставшегося на своем посту на верную и мученическую смерть. Он знал, что ему не миновать расстрела. Спасая арестованных офице-ров и рискуя собой, часто в разговорах с казаками караула, ген Назаров говорил: «Я знаю, — я буду расстрелян!» и добавлял нам:
— Не вините, не судите строго казаков. Большевизм — это заразная болезнь, это угар. Все пройдет. Начнутся восстания, всколыхнется Дон. Вы, офицеры, будете нужны снова. Под вашей командой вновь загорятся потухающие искры, и вспыхнет костер. Вернутся добровольцы ген. Корнилова, вернутся ушедшие в степи, вновь встанет казачество на старый казачий путь — путь чести, славы и порядка. Берегите казаков, — казаки же, берегите своих офицеров!
... И прав был незабвенный походный атаман. Вспыхнули угасающие искры, разгорелись костры. Вновь всколыхнулось казачество, восстало за свой край, за Тихий Дон, но...
... Не суждено было казакам выиграть битву. «Есть еще порох в пороховницах». Еще живы казаки. Не умер дух, не умерла надежда. Боролись, боремся и, будем бороться до конца, пока не победим в последнем бою. Близок час, когда трубач снова протрубит генерал-марш — поход.
Максим, «Общеказачий Журнал» №22