И вот из России пришла сперва робкая весть, что где-то в Литве объявился царевич Димитрий, младший сын Грозного царя, которого давно считали погибшим от руки подосланных Годуновым убийц.
Рассказывали, что тогда был убит другой мальчик, царевич же был спасен верными людьми, и где-то скрывался до сего времени.
Нигде с таким жадным вниманием не слушали рассказы о появлении своего прирожденного царя, нигде его так страстно не ждали, как на Дону.
Ожидания стали оправдываться. Говорили, что царевич уже собирает войско и не нынче-завтра позовет преступника-Бориса к грозному, кровавому ответу.
Затрепетали казачьи сердца. По пустынному, дотоле унылому Полю чаще замелькали конные фигуры казаков. Донцы стали чаще съезжаться в своих юртах, совещаться и делиться между собою свежими вестями. Но никто самовольно, без решения главного войска и не подумал изменить царю Борису.
Между тем, тот таинственный человек, который в нашей истории слывет под именем Григория Отрепьева, Лжедимитрия 1-го и Самозванца (будем и мы называть его так), в то время, т. е. в 1603 году, находился в Польше.
Несмотря на то, что и могущественные иезуиты, и польское панство, и сам король польский обещали этому человеку всяческую поддержку к осуществлению его грандиозных планов, положение его было не из завидных. Кроме польского и литовского сброда, в боевом отношении величины ничтожной, стремившейся только нажиться на разорении и ограблении России, у него других войск не было.
Лжедимитрий - человек сообразительный и умный, отлично видел, что положиться ему на хитрых иезуитов, на кичливое панство и на те боевые силы, которые давала ему Польша, нельзя. Это значит сразу обречь себя на полную неудачу, тогда как в его деле - счастливое начало определяло уже и успешный исход. Он великолепно был осведомлен о настроении умов в России, знал, что бояре готовы изменить Борису, лишь бы они были уверены в том, что тот, ради которого они изменяют, превосходил царя ратною силою, а народ был взволнован вестью о спасенном царевиче и ждал его появления.
Знал Лжедимитрий и то, что Борис своим несправедливым, тупым и жестоким отношением к донцам возбудил обиду и злобу к себе в сердцах этих твердых и мужественных воинов.
Их боевые качества он расценивал по справедливости очень высоко.
Он знал, что эти храбрые, верные, находчивые и опытные в боях, превосходно владеющие оружием воины, даже сравнительно в небольшом числе, стоили целой армии.
Если б удалось переманить донцов на свою сторону, Лжедимитрий был уверен, что тогда ему до царского венца рукой подать.
На Дон был отправлен литвин Свирский с грамотой, в которой Лжедимитрий писал, что он — истинный сын первого белого царя, которому эти вольные христианские витязи присягали в верности, что у него изменою и злодейством Годунов похитил престол и он звал донцов свергнуть раба с отеческого трона.
С глубоким волнением слушали эту грамоту казаки, и каждое слово ее находило сочувственный отклик в их оскорбленных сердцах.
Разве неправда, что Борис был рабом Грозного царя, разве он - не злодей, раз хотел умертвить царевича и подсылал к нему убийц, разве не предатель, если их, верных своей присяге православных русских людей, предавал крымскому хану, строил против них крепость, всячески преследовал, казнил, даже хотел извести голодом и для этого запрещал московским торговым людям привозить к ним на Дон хлеб и товары?
Зашумел Тихий Дон снизу до верху. Точно лучи вешнего южного солнца растопили глубокие снега, и заговорили, заиграли бурлящей водой все балочки, рытвины и овраги. Притихшее, унылое, точно долго и напряженно - прислушивавшееся к чему-то важному Поле вдруг загомонило, зашумело тысячами громких голосов. Ключом забила жизнь. По всем направлениям летали конные гонцы, везде мелькали лихо заломленные набекрень высокие казачьи шапки с разноцветными верхами на молодецких головах. Точно лазоревыми цветами брызнула неоглядная степь.
Все способные носить оружие казаки сзывались в главное войско для обсуждения великого дела.
И живописными толпами неслись всадники к главному войску. Весь Дон с притоками быстро опустел и жизнь необозримого Поля сосредоточилась и полновесно забилась в маленьком центре - в бедном казачьем городке Раздорах.
Состоялся многолюднейший войсковой круг. Прочли грамоту
Лжедимитрия.
Никто не спорил. Всем хотелось верить, что призывающий их под свои знамена человек есть подлинный Димитрий.
Но казаки оказались людьми далеко не легковерными.
На кругу они долго совещались, как узнать, что человек, зовущий их на такое важное, кровавое дело под свои знамена, есть подлинный сын Грозного царя, а не ловкий обманщик?
Положение их было тем более затруднительно, что никто из донцов никогда не видал в лицо царевича Димитрия.
В конце концов, круг решил послать к нему сперва своих доверенных людей с крепким наказом: всяческими способами разузнать, подлинный ли царевич зовет их? И эту важную задачу войско возложило ни на кого другого, а на самых лучших и самых опытных людей в своей среде - на войскового атамана Андрея Карелу и неподкупного старейшину Михаилу Нежакова. Донские послы со свитой прибыли в Краков в то время, когда там собрался польский сейм с королем во главе. Съезд панов со своей многочисленной челядью, шляхты, духовенства и разного звания людей был чрезвычайный.
Карела и Нежаков, твердо помня крепкий наказ войскового круга, немного знакомые с польским языком, толкались по всем базарам и площадям, вмешивались в народные толпы, зорко ко всему приглядывались и внимательно прислушивались к разговорам и толкам.
Везде они слышали одно и то же, т. е., что в Кракове сейчас гостит сын Грозного царя, чудесно спасенный от руки подосланных Годуновым убийц и что король, сейм, паны и духовенство готовы помочь ему добыть московский престол.
Наконец донские атаманы были представлены Лжедимитрию. Они увидели его в обществе короля, окруженным гордыми раззолоченными панами и иезуитами.
И король, и паны, и иезуиты оказывали Лжедимитрию царские
почести.
В обращении с атаманами Лжедимитрий выказал много ума, такта и обаяния, усердно честил их и, отпуская на Дон, посылал всем казакам ласковое слово свое и обещал щедрые царские милости.
На простых сердцами, обвороженных самозванцем суровых воинов особенно убедительно подействовало то, что король, все польские вельможи и католическое духовенство оказывали Лжедимитрию такие почести, какие оказываются только особам царского рода, да и сам самозванец обращался с ними с царственным достоинством и приветливостью.
Уезжая из Кракова, атаманы от лица войска клялись стоять за объявившегося молодого человека честно и твердо, как за сына прирожденного государя.
По возвращении из Польши послов, с величайшим нетерпением ожидавшихся на Дону, казаки быстро выступили в поход на помощь Лжедимитрию. Их было 6000 человек под начальством храброго войскового атамана Андрея Карелы. Такое количество донцов считалось тогда огромной и грозной боевой силой.
Между тем разбойничавшие на Волге небольшие ватаги донцов, лишь только узнали о появлении царевича, ограбили ехавшего в Астрахань окольничего Семена Годунова — близкого родственника царя Бориса, а сопровождавших его стрельцов отпустили в Москву с таким наказом: «объявите гонителю нашему Борису, что мы скоро пожалуем к нему в гости с царевичем Димитрием».